Мифологический Медвед и раки-эмигранты

[slovosfera]

А вот кому ведом советский писатель Сергей Воронин? В 1982 году "Современник" выпустил его собрание сочинений аж в трех томах. (Догадываюсь, что Сергей Чупринин знает о нем, но нет под рукой знаменитого лексикона. А Петр Николаев Воронина в список русских писателй не включил). 

Печаловался о народе, писал рассказы из народной жизни - умело, с положенными недоговоренностями и даже с некоторой по тем временам смелостью: "Еще десять лет назад рыбы было много в нашем озере, но ее изрядно подловили рыбаки райпищеторга. У них был полукилометровый невод, "частик", и летом и зимой они тягали его, все брали - и крупную, и мелочь. Крупная уходила "налево", мелочь - в магазин, - там продавали ее за бесценок. Глядя на них, обзавились сетками местные, потому что понимали - рыба истребляется". И т.д. Такая беловско-солоухинско-распутинского плана проза, только пожиже...

А еще писал "юмористические сказки". Вот, к примеру, "Раки-эмигранты". Начинается так: "Всему виной был молодой рак по кличке Большая Клешня. Каждую ночь, выставив свои усы, как антенны, он слушал заграничные передачи". Это он в 1969 году писал.

А в 1976 году написал сказку "Заячьи скидки". Начинается так:

"надоела Медведю грызня меж зверей и рыкнул он на весь лес:

- Мне надоело каждый день выслушивать трескотню сорок и белок о всяких нарушениях в лесу, о грабежах, захватах и так далее. И посему, полагаю, надо избрать моего представителя, который бы следил за порядком и, если что, сообщал мне..."

 А есть еще "Как крысы Медведя из берлоги выжили" - совершенно про нелегальную иммиграцию - но образца 1975.

Все 1990-е и далее - в сжатом виде. Все уже вызревало и носилось в воздухе, даже мифологический Медвед...

Завершается все автобиографическим эссе "Время итогов". Вот последний абзац на последней странице:

"В глубоком раздумье я вышел на берег Обноры. Тихо и беспрерывно несла она свои воды в синеющую даль. Журчала, струилась, накатывалась на берег. И мысленно я представлял себе, как долго она будет бежать по равнине..." 

И т.д. Прямо тебе ДЖойс, riverrun и все такое...

Тираж, кстати, 100 тыщ.

Comments

[berezin.livejournal.com]

Можешь меня про Воронина спросить. Он, кстати, родом из очень примечательного города.

[slovosfera.livejournal.com]

Отвечай про Воронина. С какого он города?

[berezin.livejournal.com]

Он с города Любима. Замечательный город - я там только что был, и писал об том в своем журнале. В городе Любиме все хотели поставить памятни Ивану Грозному - ругались года два, пока деньги не кончились. Много там всего чудесатого.

Да и Воронин тоже был чудесатый. С "Новым миром" бодался.

[slovosfera.livejournal.com]

Да, видел я на карте такой город, но никак не мог понять, как туда люди попадают. Те, кто там родился, понятно - от любви, но приезжие-то с какого конца заезжают?

[berezin.livejournal.com]

По-разному попадают.
Я же говорю, что я уже как-то писал об этом.
Вот, к примеру, однажды ландмайстер Тевтонского ордена в Ливонии Йохан Вильгельм фон Фюрстенберг держал оборону в городе Феллин. Оборонялся он от русских войск умело, да всё ж наёмники его предали. Попал Йохан в плен. Фюрстенберга свезли в город Любим.
Ландмайстер содержался вольно, но сменялись зимы и лета, и он понемногу забывал, что когда-то написал целую книгу духовных стихов "Ein sch?n geistlick ledt dorch Wylhelm Forstenberch in Lyfflandt". Мне кажется, что потом он забыл языки и приучился ходить в русскую баню, точно так же, как тот мой родственник в Череповце, с которого я начал своё повествование. Мой предок забыл пять языков, забыл университетский курс и врангелевские погоны и понемногу врос в свою новую жизнь, исчезая, растворяясь в Русском Севере.
Тёзка пленника, грозный царь Иван, по слухам, предложил ему стать герцогом, а Йохан Вильгельм отказался.
Точно так же, как и мой родственник, исчезал понемногу Фюрстенберг в пространстве Любима, оплывал как исчезающие городские валы, врастал в землю, как врастают в неё брошенные избы. Наверное, он приучился сидеть на крыльце и смотреть на городские валы почти безучастно, круглыми и как будто ничем не занятыми глазами... Всякий чужак, попавший на Русский Север и догадавшийся, что вернуться обратно у него не выйдет, быстро учится такому взгляду.
Ему это даже нравится. Ему нравится, что у северорусского народа глаза такие пустые и выпуклые. Это вселяет в чужака, пусть даже и невольного жителя этих краёв, чувство законной гордости. Можно себе представить, какое. Это в прошлой его жизни, где ладскнехты и ландсграфы всё продавалось и покупалось были глубоко спрятанные, притаившиеся, хищные и перепуганные глаза... А тут - совсем другие глаза! Постоянно навыкате, но никакого напряжения в них - лишь северное небо. Полное отсутствие всякого смысла - но зато какая мудрость вековых елей и чистота лесных озёр! Ничего не продадут и ничего не купят. Что бы ни случилось с моей страной. В дни сомнений, во дни тягостных раздумий, в годину любых испытаний и бедствий - эти глаза не сморгнут. Им всё божья роса, им всё Сиверко да Онего...
И духовность - да-да, та самая духовность, что я говорил. А тогда, не зная про духовность ровным счётом ничего, Орден писал прошения о его обмене и выкупе, но никакого Йохана Вильгельма фон Фюрстенберга уже не было. Он понемногу превратился в траву, деревья и землю города Любима.